Что дала советская власть мусульманам? Как советская власть превратила литературу в агитатора? Что для мусульман менялось в идеях и практике от Ленина к Сталину? По зубам ли мусульмане литературе XX века? «Джихад русской литературы» — проект Надежды Кеворковой о встрече русской литературы с исламом и мусульманами. Первый сезон (11 серий) заканчивается 1917 годом. Второй — с него начинается.
Революция 197 года породила гигантские ожидания не только в России. Она потрясала, пугала и вдохновляла. Ее так долго ждали, что в ее реальность сложно было поверить. У Александра Блока в поэме о революции «Двенадцать» во главе шайки матросов шагает не Ленин и не Троцкий, «в белом венчике из роз впереди Иисус Христос». История в России пишется не журналистами и не историками. Она пишется поэтами.
Большевики пришли с лозунгом «Отречемся от старого мира. Напишем историю вместе и заново! Никто больше не будет рабом!» Был это привлекательно? Конечно. Ровно до того момента, пока Сталин не начал строить, свою империю.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ, председатель Исламского комитета России:
Советское время тоже делится надвое. В 1920-е годы и в первой половине 1930-х годов имам Шамиль был борец, лидер национально-освободительного движения. А начиная с 1936-1937 года, он начал превращаться в английского агента. Вот и кончилось все это убийством Гейдара Гусейнова, президента Азербайджанской академией наук, главного, можно сказать, философа Азербайджанской республики, который стал академиком именно на идее, что имам Шамиль – это главная фигура национально- всемирной освободительной борьбы применительно к России. В 1950-м году его расстреляли в собственном кабинете, замаскировав это под самоубийство.
НАИМА НЕФЛЯШЕВА, историк:
Преобладала идея мировой революции, которая должна начаться на Востоке, и делается ряд таких принципиальных заявлений и Лениным, и Сталиным, и Кировым, в которых говорится о том, что мусульмане могут соблюдать свои верования, обычай. Вот даже Киров сказал: «Шариат — это ваш мир. Судитесь по шариату, если хотите». Именно духовенство было тем слоем, который призывал людей строить школы или обустраивать какие-то помещения под школы.
До конца 1920-х годов на Северном Кавказе закят, обязательный мусульманский налог, шел на развитие школ и крестьянских комитетов. Нередко эти комитеты возглавляли имамы. Действовали шариатские советы, Кади, и вершили суд. Собирались мусульманские съезды с делегатами от каждого аула. Эти съезды обсуждали не только повседневные нужды, но и преподавание Корана, богословские вопросы.
Сталин и Ислам
Что в итоге дало советская власть мусульманам? Сталин лишил всех надежд. С начала 1930-х годов ислам был срезан под корень. Закрыты мечети. Ученые сосланы, убиты или арестованы. И запрещен сам арабский язык.
НАИМА НЕФЛЯШЕВА, историк:
Сначала мягко, потом жестко их вытесняли из общественной жизни. Если какие-то медресе были заменены советской школой, шариат постепенно тоже вытеснялся и заменялся советской системой. Регистрация брака заменялась ЗАГСами, в которых, кстати, никто не ходил. Появилась такая категория, как лишенцы, то есть люди, лишенные избирательных прав. Туда входили не только духовенство, туда входили так называемые «бывшие», то есть люди, которые по-своему сословному происхождению не подходили, не вписывались в эту новую структуру. Появились целые уголки, антирелигиозные уголки, где регулярно из номера в номер печатались статьи, в которых люди, еще вчера имеющие авторитет, унижались, их статус унижался. Их выписывали в виде каких-то сатирических персонажей. Уже практически к началу 1930-х годов ни одной мечети не было. Либо закрываться, либо передаваться под врачебные участки, либо под какие-то госучреждения.
Сталин считал литературу важнейшей частью пропаганды. Никогда еще она не ценилась так высоко. Он выращивал писателей, как овощи в колхозе. Но писатель должен был быть партийным и подцензурным. Шаг вправо, шаг влево, — расстрел.
ЛЕЙ РУБИНШТЕЙН, поэт:
Творческие союзы были колхозами фактически. Туда вроде тоже шли добровольно, не всех туда принимали. Некоторых раскулачивали. Все было то же самое, как с крестьянством, только с творческими людьми. Писателей и художников советская власть действительно относила, не сразу, между прочим, это уже может быть где-то к середине 1930-х годов. До этого все было пущено на самотек. И насколько я знаю историю того времени, это была куча разных группировок, все друг с другом воевали, друг с другом сражались. Одни на других писали идейные доносы, что только мы пролетарские писатели, а вот они все буржуазные и вообще не имеют права быть советскими писателями. А к середине 1930-х годов все эти группировки разогнали и создали Союз. Очень много было всяких воспоминаний про этот знаменитый первый съезд советских писателей. Ну а там уже и командировки, конечно.
Кавказ в эпоху Сталина
Еще недавно полыхавший Кавказ превратился в санаторий, место творческих командировок. Стало безопасно, сытно, весело и беззаботно. Сюда ездили забыться от ужаса жизни. Дорогие тосты продолжаются. Большой сталинский стиль, праздник жизни ковался здесь.
ОРХАН ДЖЕМАЛЬ, журналист:
О том времени писал Булгаков. Я не очень люблю этого автора, но в его самой заезженной книге «Мастер и Маргарита» есть сценки как вот в Массолите отдел, который отправляет на Кавказ, годичная командировка для написания романа. И все очень многие советские авторы, пишущие на Кавказе, это отправленный по партийной по какой-то советской линии. Исламская обочина СССР перестала быть местом войны, местом смерти, местом выживания, местом испытания. Кавказцы превратились в таких вот специфических колоритных официантов, то есть принеси-подай, прими-встретить, гостеприимство, радушие. Радушие и гостеприимство в цене, а не стойкость. И в принципе, через это все менялось. Ну кого интересуют такие бойкие и расторопные половые? Вот противник, враг, абрек, да.
Средняя Азия в эпоху Сталина
События в Азии разворачивались на гигантской территории. И гораздо более масштабно, чем на Кавказе. В отместку советская власть проехалась по мусульманам Азии жесточайшим катком.
ОРХАН ДЖЕМАЛЬ, журналист:
Азия — это отдельный вопрос. То, что феномен революции, конечно же, создал такую вещь, как «красный ислам». Это такой совершенно стихийный феномен красного ислама, ислама краснопалочников, которые сначала пришли и начали в интересах советской власти освобождать из-под условного царско-социального гнета. Но буквально через год они увидели под микроскопом, что есть на самом деле советская власть. И те же самые вчерашние милиционеры, которые были красными мусульманами, они ушли в басмаческое движение. В прозе есть очень интересная, даже авантюрная беллетристика у этой эпохи, написанная с определенной любовью, и Баспаша в том числе, и тем, кто против них боролся, скажем, Джура Тушкан, например. И вот поскольку сам Тушкан, сам Георгий Тушкан, он же не был командирован туда за написанием романа, он был чекист, который въехал, боролся. То есть в чем-то его отношение к этому копируют то самое отношение писателей и поэтов XIX века, которые ездили на Кавказ воевать и как-то проникались к своему противнику.
АКРАМ МУРТАЗАЕВ, журналист, лауреат премии «Золотое перо России»:
Советский режим был. Люди где-то у себя дома, во дворике молились, а привычки остались, потому что после каждого приема пищи, люди говорили там. Часть моего круга они вместо обычных слуг говорили «Облисполком», то есть типа молитвы, но говорили «Облисполком». Это вот такая была хохма, которая нравилось, но тем не менее обряд такой, он оставался.
Депортация мусульманских народов
В 1943-1944 гг. чеченцы и ингуши, карачаевцы и балкарцы, крымские татары, калмыки были выброшены на смерть в азиатскую ссылку. Так выжившие горцы Кавказа и крымские татары познакомились с мусульманами Азии. Сталинская пропаганда работала слаженно. В Азии распускали слухи, что едут шпионы, головорезы, убийцы, но люди увидели замученных стариков и женщин с детьми в ледяной степи за колючей проволокой. Помогали им чем могли. Сильно не дали собраться, не говорили, куда везут. В дороге первый год погибло от 40 до 50% спецпереселенцев.
АДАМ БУЛГУЧЕВ, актер:
Сначала приезжали НКВД и задолго до этого и потихонечку всех таких более-менее ребят мощных, которые могут дать отпор или которые могут вокруг себя организовать людей, их всех под тем или иным предлогом арестовывали, вычищали. А потом уже, когда ты лидеров поубираешь, с остальными проще. Так же и здесь. Когда ты начинаешь у человека убирать корни и говорить его, в серую массу превращая его, и говорить, что вот мы все одинаковы, что не было национальностей, мы все советские, мы все одной крови. Уже этой серой массой управлять проще.
Сталин создал систему, которая держала за горло каждого. Унизить, лишить воли. Какое это все имеет отношение к этому горцу? Да и был ли Сталин горцем или только пародией на него.
ЮРИЙ МИХАЙЛОВ, главный редактор издательства «Ладомир»:
У Горького есть один рассказ «Мой спутник». Когда он описал одного грузина, чрезвычайно ленивого. Этот грузин постоянно пытался за чужой счет поесть, попить, поспать. Когда этот рассказ Горький опубликовал в газете, самое смешное, что потом этот грузин все думал, что это литературная выдумка, пришел к Горькому и сказал: «Вот ты здесь неправильно, немножко не так было все…» Поэтому о грузинах или писал Горький? Нет, он просто описал то, что видел. Очень смешно, правда. Но, кстати этот рассказ практически не печатается, кроме как в Академическом собрании, наверное, чтобы не было вот этих обобщений не нужных. Боятся.
СУЛАЙМАН УЛАДИЕВ, историк:
Сами дагестанцы и кавказцы слово «горец» произносят с гордостью. Горец для нас – это человек чалмы, это человек чести, это человек достоинства, это человек позитивный, он положительный, это человек мужества и отваги, это человек, который никогда не обидит слабого, это человек, готовый защищать свою родину, свою силу и славу. С этой позиции был ли горцем Сталин? Его сторонники будут говорить, был, потому что он умер в этом кителе, у него не было даже второй пары костюма, в этих сапогах. Вот поэтому он был горец.
На вершине власти стал человек, который заменил грузинскую фамилию на русскую. От имени русский он грузин. Учинил настоящий террор в отношении народов. Он уничтожил Советы но при этом сделал советскую власть символом чудовищного унижения людей.
С 1930-х годов запрещено быть мусульманином, православным и даже русским. Аварцем можно, мусульманином нет. Называться мусульманином означало бунт против власти. Национальную карту Сталин стал разыгрывать после войны. И он сам первым заговорил как настоящий русский шовинист. Русских он назвал особо выдающимся руководящим старшим братом.
ЛЕЙ РУБИНШТЕЙН, поэт:
Уже такая фигура все равно таинственная. И в какой мере в нем это сидело ощущение недоученного семинариста, мы не знаем. Время от времени выскакивала. Его риторика, его речи — это речи абсолютно сделанные по лекалам этого религиозного образования. Они все построены как катехезы. Если вы помните хоть какие-нибудь его речи, они построены как вопрос и ответ. «Что мы больше всего ценим в Ленине? В Ленине мы больше всего ценим….» «Что такое советское советская власть? Советская власть – это…..» Это абсолютно церковный тип риторики. Известно, что когда к нему приезжала мама, уже где-то в середине 1930-х годов с горя приехала мама, ну такая старушка в черном, грузинка, тетя Катэ. Приехала мама, но он ее везде водил, все показывал. Она круглом видела эти портреты, кругом видела лозунги про своего великого сына. И так грустно молчала. А когда уже с ним прощалась, она его так погладила по руке и говорит; «Сынок, а ведь мог же стать священником».
Закат Советского Союза
Под занавес советской власти умирала советская идеология. И первой начала погибать ее главная опора — советская литература. Писатели большого стиля, большая часть их жила в этом доме, довоенном, сталинском, очень прочно, с прекрасными квартирами. Большая часть советских писателей, как самая чуткая часть системы, очень быстро это почувствовали и потерялись. А в рост пошла литературы протеста, литература обличения.
ИСЛАМ КАЗИЕВ, писатель, режиссер, актер:
Наши в Дагестане, один колхоз купил в Костроме шведских коров. Шведских коров купили и их погрузили на платформу, и привезли, выгрузили в Чирюрте. Выгрузили и наши начали гонять их в горы. Три километра даже не прошли эти коровы, упали и не ходят. Они хватают их, хотят поднять. Там целый скандал, эпидемия там и написали туда. Человек приехал из Костромы, говорит, что вы нам продали больных коров. Они говорят: «А где коровы были? А вы знаете это не те коровы, они только больше 3 километров не могут ходить, потому что они жили в загонах» Вот я к чему это все говорю? Потому что наши писатели, был такой загон, они в этом загоне писали. Понимаете? Потом открыли им и говорят, пишите о чем угодно. Они даже не могут ходить.
СЕРГЕЙ МЕДВЕДЕВВ, профессор ВШЭ:
Должны были появиться национальные литературы, там Фазиль Искандер, Чингиз Айтматов, чтобы, так сказать, русская культура взглянула на себя, на Советский союз, на модернизацию глазами другого. Чтобы понять, что существует, чтобы суб альтер не заговорил вот этот, чтобы дать голос другому. И пройдя опыт советской модернизации, национальный сильный опыт наднациональных литератур, Гулия и прочих. Уже после этого в постсоветский период начинается такие чисто постколониальные темы, как та же, скажем, Светлана Алексиевич или Политковская что пишет, или вообще вся эта струя Новой газеты.
Советская власть прошлась по мусульманам круче всех. Но когда все начало разваливаться, они мобилизовались первыми и мобилизовались они именно политически.
Исламская партия Возрождения – первая несоветская политическая партия в СССР. С 1970-х годов она отстраивалась в подполье, а в 1990-м году провела свой первый съезд в Астрахани. После 1991 года первым делом запретили именно религиозные партии, не потому, что опасались христиан или общество «Память», но потому что политическая мобилизация мусульман пугала постсоветскую власть не меньше сталинской.
ШАМИЛЬ СУЛТАНОВ, историк, политолог:
Я сам в определенной степени участвовал в создания этой партии, партии Исламского возрождения Советского союза. Вопрос заключается в том, что уже по прошествии времени оглядываюсь назад, я хочу сказать, что это все же была не партия такого мобилизационного типа. Это была система клубов. Система клубов, которая объединяла интеллектуалов, неких прогрессивно настроенных религиозных деятелей и те социальные группы, которые как бы крутились вокруг этих лидеров, интеллектуалов. Это был уровень политического сознания определенных амбициозных деятелей исламского сообщества. И то, что они не смогли объединить людей, то, что они в конце концов оказались тоже маргиналами, это показывает, что вот эта атомизация, вообще атомизация советского общества, которая происходила в 1980-е годы, началась еще до свержения Советского союза, она быстро распространилась, и она в том числе коснулась, охватила и исламское сообщество, так называемое мусульманское сообщество Советского союза.
За 150 лет после окончания Кавказской войны как будто завершился круг истории. Мусульмане и снова стали субъектом и объектом войны. Карабах, Таджикистан и две чеченских компании.
АДАМ БУЛГУЧЕВ, актер:
У меня племянник в такую рос. Они сидели в Ингушетии на пруду, летел вертолет. Эти подростки погрозили пальцем. ,он развернулся на боевой, дал туда ракетой — пять трупов, 14-15 лет подростки. Это куда денется? Вот такие вещи куда выйдут? Как? Похоронили этих ребят. Ну и что? Где этот герой? Это тоже признавать? Конечно, не будут признавать. Этот пришел, он агрессор. А ты, получается, предатель, раз под его дудку пляшешь. Ладно он не знает наших законов, не знает наших обычаев, он не знает, что, допустим, не знает, через что мы прошли, почему мы к этому пришли, из-за чего мы сейчас в такой ситуации. А ты это все прекрасно знаешь и ты переходишь, получается, на сторону врага и своих же крамсаешь.
АКРАМ МУРТАЗАЕВ, журналист, лауреат премии «Золотое перо России»:
Империя никуда не делась. Она и до сих пор как бы Российская Империя существует, хоть и появились государственные границы, но какая-то зависимость осталась. Страны, которой вывалились из бывшего Советского союза и бывшей империи, это, конечно, Грузия и Прибалтика, теперь Украина вышла, что является, на мой взгляд, очень таким переломным моментом, потому что без Украины уже, конечно, Россия уже не империя. Но разница только в какой-то политике, в какой-то жесткости, в какой-то морально-этической стороне. Но чисто географически, чисто административно, империя осталась. В Центральной Азии выросло поколение, которое не могло себя чувствовать мусульманами естественно. Вот я вырос в то время, когда вообще ислам был незаметен, и говорить о том, что я с детства был проникнут духом каким-то исламским, тут сложно говорить, я учился в русской школе, окружали меня исключительно русские люди. Процесс болезненный возвращению к исламу, который идет с перегибом, он во многом связан с тем, что одно время ислам был просто категорически запрещен. Христианство все-таки было правящим режимом. Это была часть власти, а ислам никогда не был частью власти в России.
На Кавказ съездили Есенин и Мандельштам. Маяковский считал себя грузином, Ахматовой – чингизидкой. Чабуа Амирэджиби, Фазиль Искандер рассказали об абреках. Солженицын, Галич, Приставкин, Высоцкий, Пелевин создали образы чеченцев. Абдурахман Авторханов, сам чеченец, бросил сталинской империи вызов мирового масштаба. Карикатуры на мусульманина — это старик Хоттабыч, пронзительный образ мусульманина — это Хаджа Насреддин. Бродский приравнял ислам к угнетению, а Илья Кормильцев — к свободе. Об этом и поговорим.
Орхан Джемаль являлся политическим
противником Путина, он считал, что поддерживать следует любого, кто так
или иначе качает этот обезумевший режим. Он открыто об этом
высказывался.
Орхан четко различал реальных противников режима и мнимых. И не давал себя втягивать в мнимое противостояние.
Пригожиных, сечиных и прочих порученцев путина Орхан не считал достойными объектами в силу их сугубо подчиненного положения.
Орхан Джемаль намеревался снимать фильм о внезапной и загадочной экспансии РФ, то есть Путина, в ЦАР.
Ни оружие, ни золото/алмазы/уран он не считал реальной причиной этой экспансии.
Интерес к этой теме не является «влезанием в государственные секреты».
Это работа журналиста – заниматься тем, где власть темнит.
ООН одобрила вхождение РФ в ЦАР? Значит, вдвойне легально журналистам интересоваться этой темой.
Пригожинские люди, с участием местных,
убили Орхана по поручению и наводке из Москвы, а вовсе не потому, что
они приехали и «мешали».
Путин и продемонстрировал, отвечая на вопрос Азара на пресс-конференции, что он своих порученцев прикрывает.
Пригожинским было поручено убить. СК поручено ничего не расследовать.Не надо путать причины и следствия.
Орхана убили не потому, что он успел
нащупать тайны в ЦАР, а потому, что убийцы воспользовались их поездкой
туда, полагая, что в ЦАР никто ничего не расследует, а воплями про
опасность страны и людоедство удачно прикроют убийство.
По опасности РФ следует прямо после ЦАР, как ни прискорбно это узнать патриотам и государственникам.
Шансы быть убитым возле Кремля и в ЦАР примерно одинаковы.
А вот расследовать убийство в ЦАР оказалось возможным, в отличие от Москвы.
Независимому расследованию удалось в ЦАР
то, что не удалось никому в РФ ни по одному убийству журналиста или
политика – в Досье названо, кто и как организовал убийство Орхана и его
группы.
Нет таких пригожиных, которые решаются убивать Джемаля по собственной инициативе.
Как нет таких дадаевых, которые решают убивать Немцова.
Убийство Орхана и его группы – – это политическое устранение политического противника режима.
Пригожин, мартин, романовский – все это
интересно только в суде, но не как повод информационного шума,
затемняющего суть дела и переводящего стрелки.
Мусульманин по сути, по жизни, по мыслям, по вдоху-выдоху. О его
бесстрашии говорили все, даже те, против кого он открыто выступал… Его
приход в журналистику превратил ее в «важнейшее из искусств». Этот
выпуск программы «За и против» посвящен Орхану Джемалю и обстоятельствам
расследования убийства его и его коллег 30 июля 2018 года в очередной
командировке в Центральноафриканской Республике. Да пребудет с ним
милость Аллаха! Гость — известный российский журналист Надежда
Кеворкова.
Это интервью со мной записано 3 ноября 2018 года. Это важно. Потому что люди забывают многое. Как и то, что в те дни никто не знал еще точно многих обстоятельств. И почти никто не верил, что все будет расследовано.
Интервью Minval.az с российской журналистской и писательницей Надеждой Кеворковой.
— Вы долгие годы придерживались единой позиции с покойным
Гейдаром Джемалем и его недавно убитым сыном – Орханом по многим
вопросам…
— Уход Гейдара и Орхана до сих пор не укладывается в словах. Я
потеряла двух ярчайших личностей, которые на протяжении своей жизни,
оказываясь в различных сложных ситуациях, предпринимали нечеловеческие
по мощи усилия. Мы прожили бок о бок 20 лет, сверяли часы. С Джемалями у
меня никаких расхождений по тем или иным темам никогда не было, в том
числе и по карабахскому вопросу. Гейдар считал карабахский конфликт
ключевым вопросом в регионе Южного Кавказа, который он рассматривал как
особую часть Евразии, а кавказцев - как подлинных хозяев политического
будущего региона. Невнимание к Карабаху он объяснял неразвитостью
политического сознания. Для него чрезвычайно печальным был тот факт, что
Иран в карабахском вопросе занял не сторону Азербайджана. Он был
уверен, что это положение должно измениться и однажды неизбежно
изменится. Надо понимать, что в российских СМИ преобладает поддержка
Армении – факт, который не объясняется просто обилием журналистов и
медиа-начальников армянского происхождения.
Орхан же качественно изменил профессию репортера. Он был не только
военкором, но расследователем высокой пробы. Он, например, нашел
заказчиков убийства 15 декабря 2011 года нашего друга, главного
редактора дагестанской газеты “Черновик” Хаджимурата Камалова. Затем он
нашел убийц и доказал причастность высокопоставленных чиновников. Против
Орхана убийцы силами спецслужб развязали кампания, подали на него в
суд, который он проиграл. Сейчас один убийца на свободе, другой
арестован, но обвинение в убийстве ему так и не предъявлено. Однако
Дагестан, Россия и мир, благодаря Орхану знают, кто убил Хаджимурата.
— Какие, на Ваш взгляд, шаги необходимо предпринять для того, чтобы снизить уровень проармянской позиции российских СМИ?
— У Азербайджана крайне слабые позиции как в российских СМИ, так и в
публичном пространстве. После ухода Джемалей возникла зияющая пропасть.
Гейдар четко сформулировал задачи, которые стоят перед Кавказом –
субъектность, политическое единство, наведение новых мостов в обход
существующих угроз. Джемали оставили гигантский интеллектуальный багаж.
Было бы хорошо, если различные азербайджанские диаспорские организации в
России вышли бы за рамки обаятельных чаепитий и бессмысленного
лоббирования личностных выгод. Люди, таланты нуждаются в поддержке – не
мнимой, а реальной.
— Что вам известно о ходе расследования убийства Орхана
Джемаля? Напомню, что частные военные компании — детище Запада и
транснациональных компаний. Это они в 60-ые годы прошлого века зверски
убили президента Республики Конга Патрица Лумумбу и поддерживали таких
диктаторов-людоедов как Моиз Чомбе, Бокасса и др. В свое время
знаменитые кинодокументалисты Вальтер Хайновский и Герхард Шойман
побывали среди этих наемников и сняли на документальный фильм «Смеющийся
человек: признание убийцы» (Der lachende Mann – Bekenntnisse eines
Mörders). И что мы видим теперь? Тоже самое. Традиции наемников
продолжают существовать и в наши дни. Орхан, в отличие от вышеназванных
документалистов , не смог довести свои съемки о наемниках до конца.
— Орхан Джемаль, режиссер Александр Расторгуев и оператор Кирилл Радченко вылетели из Москвы 27 июля. Прибыли в ЦАР рано утром в субботу 28 июля, хотя их билеты предполагали задержку почти на сутки в Касабланке. По этой причине их не встретил их фиксер (в журналистике фиксером является кто-то, часто местный журналист, нанятый иностранным корреспондентом или медиа-компанией, чтобы помочь организовать историю – прим.авт.) . Они вынуждены были снять гостиницу, потому что в арендованный дом они должны были поселиться не ранее понедельника. Им удалось посетить дворец Бокассы, где расквартированы российские военные, но в саму базу их не пропустили. 30 июля они поехали на встречу с фиксером, который и прислал за ними машину. Их маршрут предполагал передвижение по безопасным дорогам, согласно рекомендациям ООН. В городе Сибю машина повезла их не по маршруту, а на север, где они и были убиты. На блокпосту была замечена машина с тремя белыми вооруженными людьми и двумя местными, которая поехала за ними. Водитель автомобиля, в котором находились Орхан и другие, переночевал с их вещами в деревне, а на следующий день сотрудники ООН обнаружили тела возле дороги. Из вещей журналистов пропали камеры, видеорегистратор, документы и часть денег. Некоторые вещи, компьютер, телефоны, два компьютерных диска находятся в жандармерии. У Орхана — несквозное ранение в правое легкое, два сквозных ранения в спину и в бедро ноги, гематомы на запястьях, было сломано основание черепа. На теле Кирилла тоже были замечены следы избиения, а Александра Радченко убили выстрелами в сердце. Есть основания предполагать, что убийство было не быстрым, а заняло несколько часов. Есть и странная деталь: на телефоне Кирилла днем 31 июля был уничтожен секретный чат в телеграмме с его подругой и заведен новый. Написать он ничего не успел.
Группа журналистов намеревалась снять фильм о ЧВК – запрещенных
законом РФ, но активно действующих в Украине, Сирии, теперь вот в
Африке. Это важная тема, о которой в публичном пространстве рискуют
говорить лишь независимые журналисты. А что мы видим сегодня? В России
создается атмосфера не порицания убийц журналистов, а наоборот,
стараются обвинить самих журналистов и тех, кто их туда “послал”.
Загадочно выглядит экспедиция в ЦАР журналистов от структуры, по мнению
многих экспертов, финансируемой непосредственно хозяевами ЧВК. Они
приехали с заявленной целью – состряпать “доказательство”, что
журналисты действовали непрофессионально и были убиты некими заезжими
бандитами из Чада. Есть две международные экспертные группы
Ходорковского. Они работают на месте с первых дней. Создана
международная группа, куда входят эксперты и журналисты мировых СМИ.
Есть несколько журналистских расследовательских групп, которые действуют
на собственный страх и риск.
Орхана многие знали и любили. Он приходил работать в неизвестное СМИ,
которое спустя время становилось популярным благодаря ему. Афганистан,
Пакистан, Ливан, Ливия, Сомали, Кавказ, Татарстан, Башкортостан,
Центральная Азия, Украина, Непал, Бирма, Бангладеш – география его
поездок просто феноменальна. Он обладал гигантским авторитетом среди
военкоров, щедро делился с коллегами информацией, многих научил, а
многих просто спас – буквально от пули и мины. Он был первым журналистом
в России, кто подготовил блестящий репортаж из Священной Мекки.
— Будет ли, по-вашему, создана общественная комиссия по
расследованию их гибели, в которую могли бы войти азербайджанские
журналисты?
— Не вижу необходимости в создании новых общественных комиссий.
Азербайджанские журналисты могут войти в международную комиссию.
Азербайджанская сторона обязана поднять вопрос о расследовании этого
убийства в ООН, в журналистских международных организациях.
— Могли бы Вы озвучить все версии убийства Орхана Джемаля?
— Ясно одно: это было заранее спланированное политическое убийство.
ЦАР сочли удачным местом для реализации плана – в этой стране все
контролируется. Если бы ЧВК и их хозяева так опасались расследования,
они могли бы попросить президента ЦАР, которого они охраняют, отобрать у
журналистов технику, лишить их виз и выслать из страны. Но случившееся
показывает, что целью являлось как раз-таки зверское убийство
журналистов. Российские СМИ старательно обходят тему ЧВК. В их
интерпретации выходит, что какие-то чудаки поехали в ЦАР с 8 тысячами
долларов, без журналистских виз и аккредитации снимать жизнь в этой
стране, и их убили какие-то разбойники из Чада. Уже очевидно, что это не
было ограблением. Убийцы поджидали их в засаде. Перед машиной
журналистов проехала машина с тремя белыми вооруженными людьми и двумя
царовцами. На блокпосту ее не останавливали. Через час она вернулась
обратно. Убийцы не взяли ничего кроме паспортов и камер. Рюкзаки и
чемодан, канистры с бензином, сама машина – все это не интересовало
«грабителей». Они оставили в живых водителя – а мы знаем, что российские
военные получили распоряжение ни при каких обстоятельствах не «трогать»
местных. Теперь этот водитель – источник самых диковинных показаний.
— Кстати, какое у вас отношение к Михаилу Ходорковскому? Что побудило его послать группу журналистов в такую опасную страну?
— Так получилось, что в 2003 году с небольшой группой журналистов я
встретилась с Ходорковским в Нижнем Новгороде. А через несколько часов
мы узнали, что он улетел в Новосибирск, где его арестовали. Он достойно
отсидел 10 лет. В России существует старая традиция уважать тех, кто
находился в тюрьме по политическим мотивам. В его СМИ идут бесконечные
обыски и налеты полиции под самыми дикими предлогами. Ходорковский не
руководит СМИ и не “направляет” журналистов. Я благодарна ему за то, что
он погружен в расследование убийства Орхана и его товарищей. Я работала
в газете, владелец которой любил приходить на редколлегию. Но даже он
не вмешивался в вопрос командировок. Я не знаю ни одного
профессионального военкора, который бы в ответ на предложение снять
фильм о ЧВК, отказался.
Самыми опасными странами для журналистов являются Ирак и Сирия, где
их похищают, пытают. Донецк и Луганск, где действуют наемники, гораздо
более опасные территории, чем Африка. В Африке журналистов, да еще белых
и из России, не убивают. В “черную дыру” превращается любая территория,
куда приходят наемники.
— ЦАР — это алмазные шахты, золотые прииски и урановые шахты.
Уран для французских атомных станций добывается отсюда, а сама страна
не имеет элементарного электричества. Посмотрите на эту страну из
космоса — одна египетская тьма. Там много наемников, «солдат удачи» и
«диких гусей» и не только из России. Там 11 тысячный отряд головорезов
«Иностранного легиона» Франции. Много спецгрупп Британии и США. Имеются
более 800 грузинских «миротворцев». Российские наемники тут появились
недавно, и это сразу многих насторожило. И напоследок, расскажите пожалуйста, о вашем отношении к Азербайджану.
— Мне повезло, что я бывала в Азербайджане вместе с Гейдаром. Он
любил свою Родину, любил Баку. Я мечтаю побывать в Карабахе. Гейдар
много рассказывал о своем родовом доме, который находится в руинах с
1921 года. Картина его отца с изображением этих руин все детство висела
над изголовьем Гейдара. Мы намеревались с Орханом обратиться в Баку для
получения разрешения снимать в Шуше, мы думали снять фильм о Гейдаре,
написали синопсис. Кстати, Орхан посоветовал Баку разумное решение
дистанционно выдавать журналистам разрешение посещать Карабах, а не
заносить их автоматически в «черный список» за посещение оккупированных
территорий. Орхан приезжал в Азербайджан вместе с сыном Мансуром – как
будто знал, что надо это успеть … Не знаю, как уместить эти совместные
20 лет в один ответ. У Гейдара и Орхана остались вдовы, остались дети.
Получается, что теперь главный в семье – 12-летний Мансур, единственный
мужчина. Да, есть друзья, большой круг учеников по всему миру. Хочется
надеяться, что в Азербайджане найдут формы деятельной поддержки этой
великой семьи, ее детей.
Рано или поздно, но мы прочитаем деловую переписку структур, которые отдали приказ убить Орхана, Александра и Кирилла, когда окончательно удостоверились, что они едут в ЦАР. Также мы прочитаем тексты прослушек всех этих преступников, которые обсуждали как и кого им хочется ликвидировать из тех, кто посмеиваясь бесстрашно говорил о них правду.
Остальное, имеющее очень небольшое значение, здесь:
Как бросить всё и уехать работать учителем в бедное село в Дагестане
Надежда Кеворкова сделала отличную журналистскую карьеру, но неожиданно (и для самой себя) всё бросила и уехала преподавать историю и обществознание в школу в умирающем селе в Дагестане. О том, почему она решилась на этот шаг, в чём особенности обучения и жизни на Северном Кавказе, как учить детей по учебникам, которые они не понимают, и почему оттуда невозможно уехать обратно, она рассказала «Мелу».
Ситуация в стране такова, что быть военным репортёром, да и просто журналистом сложно. К осени 2015 года это стало очевидным. Много лет я работала в газетах и на Russia Today, где мне давали делать всё, что я хочу. Но Украина сделала коридор возможностей очень узким. Сирия его закрыла. Я заканчивала книгу и случайно в фейсбуке наткнулась на статью моего друга Дениса Соколова, которая называлась «Кто поедет в Тлондоду». До этого я о селе Тлондода не слышала, хотя Дагестан, как мне казалось, исходила весь. Я прочитала заметку Дениса и поняла, что я хочу в Тлондоду любой ценой.
Статья была о том, что высоко в горах Дагестана есть умирающее село, и люди, которые когда-то там жили, решили не дать ему исчезнуть, то есть не дать закрыться сельской школе. Если закрывается школа, село умрёт через 10, ну максимум через 15 лет. Все уедут, а старики умрут, и ничего не останется. Только прекрасные руины, которых там и так много. Пять лет назад в этой обычной сельской государственной школе оставалось 11 детей. Тлондодинцы организовали царскосельский лицей в горах, обустроив пансион, и искали учителей, в том числе по истории. В голове моей воцарился чистый восторг от самой мысли, что вообще кто-то нечто такое в наши дни придумал и осуществил.
Университет даёт право преподавать, хотя педагогику и психологию нам скучно читали по семестру. Однажды я год преподавала без преувеличения все гуманитарные предметы в одном заводском ПТУ. Позже мне довелось года два учительствовать в первой православной гимназии. Ещё несколько лет я читала университетский курс по истории. В общем, самой идеи преподавать я не страшилась. А Дагестан я знаю и люблю.
Денис связал меня с главным человеком в этой школе. Ему я сказала, что чемодан уже собран, и если им всё ещё нужен преподаватель истории, то я вылетаю. Он предложил мне посмотреть на школу, горы, дороги и решить, подойдёт ли мне все это.
Ну что такого, я что, не видела горный Дагестан? Я почти весь его пешком обошла
Ну ладно, думала я, значит, они просто не хотят меня нанимать и ищут предлог, чтобы этого не делать. Неудобно, видимо, просто сказать, что людей они уже набрали или что я им не подхожу. Но билет я взяла и через неделю была в Махачкале, обошла всех своих знакомых и спросила, что они думают о перспективе поехать в Тлондоду, благо там никому не нужно было объяснять, что это такое. Друзья были в восторге.
«Два дня мы ходили по гостям и пили чай»
Я встретилась с Магомедом Асадулаевым, который тянул на своих плечах весь этот проект. Выглядело это так.
Магомед
и хозяин дома, в котором я остановилась, ещё какие-то мужчины сидели
в отдельной комнате. Им подавали еду и забирали у них тарелки.
А мы с моей подругой ели, пили чай и болтали в другой комнате. Час.
Второй. Магомед, наконец, и его товарищ завершили трапезу, и мы поехали
к родителям одного из учеников. Там все продолжалось в том же стиле.
Мы с мамой ученика пили чай, а мужчины где-то в глубине дома что-то
обсуждали.
Так обе стороны присматривались друг к другу. Это своеобразное собеседование длилось один день. А наутро мы погрузились в джип и двинули в горы. Езды четыре-пять часов, хотя все уверяли и продолжают меня уверять, что от силы два с половиной. До Ботлих асфальт, дальше — грунтовка. Стоял январь. Снега по колено. Ослепительное солнце.
Селение Тлондода запирается на ворота. Даже не само селение, а его владения. Вот эти жёлтые ворота сразили меня окончательно. И до сих пор, когда идут их отворять, в сердце закипает то самое счастье, которое на меня нахлынуло тогда. Мы медленно по хрустящему снегу вкатились на майдан — большую площадь посреди селения, что в Дагестане вообще редкость. А нам навстречу с горки скатывались розовощёкие ученики тлондодинской школы.
Тем временем уже разводили огонь в печке, уже замесили тесто, уже
стоял на огне чайник, детишки молча пили чай, приходили соседки,
разговор шёл на тлондодинском языке, мне переводили шутки и вопросы.
А я понимала, что я хочу здесь быть, хотя толком не понимала, сумею ли
приспособиться к такой жизни.
Два дня мы ходили из одних гостей в другие. Мне подбирали жильё. На первое время мне нашли семью, где я могла бы жить, пока будут готовить отдельный дом на вершине селения с окнами, печкой, красивым убранством. В этом «моем» доме за месяц до моего приезда умер преподаватель истории. Собственно говоря, это я узнала уже прощаясь, случайно. Он давно был на пенсии, но слова из песни не выкинешь. И никто, разумеется, ничего не подгадывал. Но вот поди ж ты, разбери, из чего складываются случайности и совпадения и на что они указывают.
«Ты здороваешься с женщинами, мужчин для тебя не существует. Это правила на улице — в школе как везде»
Мы вернулись в Махачкалу. И я улетела в Москву — думать. Сказать, что
я была в смятении, — ничего не сказать. 2000 метров над уровнем моря,
ледяное царство, ослепительная красота неприступных гор, снег, 180
километров от Махачкалы. Преподавание с 5 по 11 класс всей истории.
И довеском — обществознание в этих же классах.
Когда я попросила
проинструктировать меня об особенностях этикета, мне сказали: «Все
просто. Ты здороваешься со всеми женщинами. А мужчин как будто
не существует. Если они с тобой здороваются, тебе решать, отвечать
или нет. Никто не обидится. Это правила на улице. В школе всё как
везде».
Конечно, у меня были предложения от разных СМИ. Конечно, многие из этих предложений были весьма перспективными и лестными. Конечно, от журналистики уйти невозможно. Но раз увидев Тлондоду, забыть её трудно. И надо понимать, что не красоты и не «экологически чистый воздух и вода» работают здесь, а люди, взрослые и дети, построившие хрупкий и прекрасный царскосельский лицей для юных рыцарей с идеалом мальчишеской дружбы по кодексу «Трёх мушкетеров», в антураже фильма «Мимино», среди декораций «Игры престолов».
Я пришла к Гейдару Джемалю (российский исламский общественный
деятель, философ, публицист — Прим. ред.) за окончательным советом.
С ним у нас было начато много важных дел и один значительный проект
находился в самом разгаре. Гейдар сказал: «Вы ведь всё уже решили». Вот,
собственно говоря, так я и поняла, что я в Тлондоду еду.
Я доделывала кучу спешных дел, коробками отправляла в Тлондоду книжки, и в феврале я приехала. Конечно, в Тлондоде есть всё, что бывает в обычной школе: учебные планы, журналы, педсоветы, семинары по предметам, интерактивная доска, интернет, компьютерный класс и так далее. Учебные планы мне выдали — я же посреди учебного года вошла к этим детям. Планы, как и в любой школе, не очень совпадали с реальностью, учебниками, с самим темпом учебного процесса.
«Минобр, похоже, не подозревает, что существует пространство вне Садового кольца»
«Вы что, не знаете, что в нашем селении были немцы? Вы разве не видели свастику на заборах?» — нахмурившись, спросил меня 11-летний Абдурахман. Инстинкт училки — всплеснуть руками, развесить карту Кавказа и нудно повествовать о том, куда немцы дошли и почему им было не до того, чтобы вырезать на камнях свастику. Сама я все своё свободное время бродила по аулу и, завороженная этими камнями с древними граффити, жадно их фотографировала. Так что о какой именно свастике идёт речь, я хорошо знала.
Мы вырвались из школы на волю — изучать наскальные рисунки, так щедро
рассыпанные по камням, из которых сложены стены бывших сторожевых
башен, превращённых в дома и сараи.
Забавно, сидя посреди Кавказа, листать учебники, написанные так, как будто их читатель бродит внутри Садового кольца. Минобр, похоже, не подозревает, что существует пространство вне этого кольца, что ребёнку, да и учителю в Дагестане, как, впрочем, на Чукотке, в Сибири, Архангельске и Калининграде, вот это странное повествование о прошлом страны понять почти что невозможно. В отличие от живой древности, Средневековья или нового времени. А уж мешанина под названием обществознание требует особого разговора. Когда ты читаешь это все глазами горцев, то хочется рассмеяться — много нелепостей и ошибок.
В классах в Тлондоде от трёх до восьми учеников. Но даже для них не хватает книг по предметам. А новых учебников (как и школьной мебели, компьютеров, оборудования) от Минобра никто из учителей не припоминает. При этом вал требований, отчётов, рапортов, программ всего на свете, конкурсов, олимпиад, работ, которые нужно выполнить и немедленно прислать. Это так по всей стране. Но на Кавказе всякая федеральная безуминка чувствуется сильнее, реакция на неё ярче.
«Учителя недоумевают, что полицейские получают 60-80 тысяч»
Надо понимать, что такое Тлондода. Это древнее селение с трагической историей. На Кавказе любой аул на чем-то специализировался. Тлондода специализировалась на выращивании учёных, знатоков Корана. Понятно, что XX век прошёлся по ней жестоко. С 1927 года уничтожали любого учёного, если у него в паспорте было место рождения Тлондода. Война тоже сделала своё дело: особо ярый активист привёл из Тлондоды 96 добровольцев — почти всех мужчин призывного возраста. Из других селений брали по 5-10 человек. Сейчас в селении 67 хозяйств.
В школе учатся 39 человек с 1 по 11 класс. Десятого класса в этом году нет. Из них 14 детей живут в селении, остальные — приезжие. Пансион построен пока только для мальчиков. Хотели строить и для девочек, но пока не построили — не хватает на всё средств.
В Дагестане принято, чтобы дети разного пола жили отдельно.
В райцентре в Агвали, например, куда приезжают со всех сёл, где нет
школ, есть интернат и для девочек, и для мальчиков. В школе, разумеется,
учатся и мальчики, и девочки, просто девочки живут у своих бабушек
и тёть по домам.
В этой школе, как в любой в России, сначала дети
учатся у одного учителя в начальной школе, потом переходят в среднюю.
История возрождения школы началась в 2012 году. Это инициатива человека,
родители которого родились в этом селе, сам он уже родился в Агвали.
Он врач.
Он занимается школой не только потому, что хочет, чтобы люди вернулись или чтобы дети выросли с книгами, это что-то большее. Это праведное дело
Сельская школа финансируется, как любая школа, зарплата у учителей от девяти до 20 тысяч рублей. Зарплата директора 18 тысяч, и это все с высокогорной надбавкой. Я не понимаю, как люди выживают. В селении спасает, что у всех коровы и огород, там с голоду никто не умрёт, друг друга поддерживают. Учителя недоумевают, что полицейские получают 60-80 тысяч.
За пансион родители платят шесть или семь тысяч рублей в месяц.
На эти деньги покупается еда, оплачивается труд поваров, учителей
в пансионе, воспитателей. Дети убираются сами, но женщины всё равно
присматривают, потому что даже примерные мусульманские мальчики — это
всё равно мальчики.
«У этих детей нет ни смартфонов, ни планшетов. Только книги»
Мне сделали большой подарок: я занята уроками четыре дня, уроки с 8.00 до 13.00, это с первого по шестой урок. Иногда есть окна. Ещё бывают дополнительные занятия, кружки. До школы мне идти минут пять, а если катиться с горки, то даже быстрее.
У меня дико позитивный опыт моей собственной учёбы в школе, любимые
преподаватели. У меня ощущение, что мной непрерывно занимались,
восхищались, хвалили, разговаривали и направляли. У меня была великая
учительница истории и совершенно фантастический преподаватель
литературы. Но никогда у меня не было тяги что-либо кому-либо
преподавать. Комплекс ненависти к школе мне не известен.
Меня вырастили как избранницу. Я помню, как это делается. Мне было интересно. И мне кажется, этим детям со мной тоже не скучно
Наверное, я совершаю массу ошибок: хвалю их всех, легко признаю свои просчёты, если что-то не помню, не ставлю ничего кроме пятёрок и редко четвёрок, разрешаю подглядывать в учебник, рада, когда они перебивают друг друга, если им хочется высказаться, запрещаю зубрить, готова посвящать каждый урок объяснению непонятных слов в тексте — только чтобы им было интересно и осмысленно, только чтобы они сохранили этот вкус к истории, который мне привили. История в школе, даже при том ужасе, в котором она находится, это всё равно награда для учеников, её обязаны преподавать интересно.
Людям невозможно объяснить, почему я приехала — многие просто
не могут поверить, что можно из «самой Москвы» уехать в Тлондоду. Хотя
уезжают обычно именно «из самой Москвы», «из самого Лондона», Парижа
и так далее.
Психологически понятно. Когда всё рушится, из горных
селений люди мечтают вырваться любой ценой. И когда человек откуда-то
вырывается, идея, что он вернётся, кажется ему поражением. Поэтому так
добровольно всё бросить в «большом мире» и уехать — это ни во что
не укладывалось, ни в какую схему, хотя все дагестанцы сохраняют связь
и со своим народом, и со своим селением. Достаточно сказать, что хоронят
всех там.
Связь у горцев с горами крепкая, но чтоб взять и приехать — это, как им представляется, какой-то сбой
Ведь возрождать Тлондода и поддерживать школу стали те, кто давно
переселился в город, кто преуспел в своих делах. И кому мало этого
преуспевания. Наверное, так.
Тлондода — уникальный проект, к которому хочется иметь отношение. Это уникальные дети, которые будучи совершенно юными существами, по воле родителей, безусловно, но всё-таки сами отказываются от гаджетов. У них нет ни смартфонов, ни планшетов, ни музыки, ни компьютеров, ни телефонов, ни телевизоров. Только книги. В пансионе хорошая библиотека, и их родители хотят, чтобы дети вернулись к культуре чтения.
В школе есть компьютерный класс, который обеспечил один филантроп.
Некоторые планируют заниматься программированием и всем таким.
Но повседневного погружения в виртуальную реальность они лишены — это
условие пансиона. Конечно, надо видеть эти серьёзные лица, когда с видом
усталых и поживших мудрецов, они вздыхают, вынужденные общаться
с совершенно неразумными существами снаружи, из того мира, и говорят:
«Да, мы хотим читать». Я долго допытывалась — вот как люди допытываются,
с чего это я поехала в Тлондода.
«Если видишь, что мальчики и девочки вместе играют в волейбол, скорее всего, они из одной семьи»
Совсем маленьким детям, пятиклашкам, конечно, бывает трудно, кто-то
может всплакнуть возле мамы. Мне рассказывают: вот тот ребёнок ещё два
года назад рыдал, когда уезжал из дома. А теперь душа компании.
Да, эта школа как Царскосельский лицей, помещённый в декорации фильма «Мимино». Разве что нет царей, царского дворца и фрейлин. Иногда приходится идти за коровами или принести дров бабушкам.
Важная деталь: все ученики в школе — мусульмане. Все жители селения,
практически всего Цумадинского района, да и большей части Дагестана —
мусульмане. Здесь это так и никак иначе. У них есть общая молитва пять
раз в день. Сейчас они встают, допустим, в шесть, а ближе к лету они
будут вставать в 4.30. Они все делают омовение, встают на намаз, все
вместе, а потом ложатся спать, некоторые идут делать уроки. Они учат
арабский, причём и коранический арабский, и разговорный, и Коран
наизусть. Помимо этого, английский, а кто хочет — ещё и французский. Все
они говорят свободно на тлондодинском языке и на русском. А вот
аварский идёт с трудом. Но посчитайте, сколько языков у них уже есть.
Когда наших интеллигентных детей спрашивают, кто их любимый учитель, они все отвечают, что это Магомед, учитель физкультуры. Вот гениальный человек. Он родом из райцентра Агвали, после школы уехал учиться в Марсель, изучал спортивную медицину по всей Европе. Как-то раз приехал на каникулы к маме, шёл по улице, и кто-то из жителей села его встретил, отвёз в школу, и всё — он остался. Только что женился. Невеста у него из Литвы.
Магомед каждому ребёнку подобрал свой комплекс упражнений с учётом
их роста, веса, медицинских показателей. Там был такой мальчик,
толстячок, что для аварцев не характерно. Магомед разработал ему диету —
тот похудел. Он каждому отдельно рассказывает, что ему можно делать
и как. Физкультура вместе у мальчиков и девочек, но если ты видишь, что
мальчики и девочки играют, скажем, в волейбол, то, как правило, они
из одной семьи. Девочки предпочтут играть с девочками.
При этом Магомед всё время что-то придумывает для детей. Пойти с ним в поход — наивысшая награда. Магомед преподаёт им и английский — да так, что вся школа ходит к нему на дополнительные занятия.
«Сюда приехать оказалось просто. А вот обратно как?»
Вообще,
такой охоты к знаниям в большом мире поискать. Слушайте, ну прихожу
после обеда наверстать с одним классом какую-то скукотищу из истории.
Через пять минут передо мной сидят все и скрипят в тетрадках ручками.
Или делаем мы тренировочные тесты с одним классом — тут же остальные
приходят с листочками: «И мы хотим!».
Меньше всего они ботаники —
живые весельчаки, любящие футбол, пиццу, игры в телефоне сутки напролёт
и конфеты. Вот этот апофеоз педагогический достигается не муштрой,
не новаторством, не зубрёжкой.
В этом месте собрались люди, которые сумели тщету времени побороть
За год в селении построили гигантское — единственное, насколько
я знаю, в Цумадинском районе — профессиональное футбольное поле.
Сельский клуб уже давно переделали в спортзал. Любимый аттракцион:
гостей приводят в клуб, там висят списки упражнений на английском, они
спрашивают, зачем такой выпендреж, на что Мага говорит, не знаю, мол,
как это переводится, этих упражнений на русском ещё нет.
Что происходит в селе, кроме учёбы? Все всё время ходят друг к другу в гости. Женский клуб и мужской клуб — это чёткое разделение. Кроме того, местные жители, конечно, заняты хозяйством и бытом, это довольно тяжёлый труд. Но горцы все тяготы несут с невероятным артистизмом и юмором.
Многие интересуются, неужели мне не скучно. Мне очень интересно.
Такого множества историй где ещё найдёшь? Такие живые люди, такие
удивительные характеры, стойкость и лёгкость одновременно. В принципе
я незаслуженно оказалась в месте, которое из всего, что можно найти
на земле, больше всего похоже на Рай. Скучают ли в Раю?
От журналистики
я не бежала — так что я постоянно в работе, после школы пишу,
редактирую, снимаю. То есть, в общем, продолжаю работать журналистом.
Сложности есть. Самое трудное — не приходить в ярость, когда читаешь учебник по обществознанию
Чем более новый учебник, тем более он ужасный. Какое-то дистиллированное пустозвонство, из предмета вымывается всё хоть сколько-то интересное, то, за что ум и сердце может зацепиться.
Бывает холодно. Бывают ураганы. Обрыв электричества. Отсутствие интернета (да, в горах есть и мобильная связь, и wi-fi, и мобильный интернет). Случается, что машина не может подняться к нам. Или спуститься. Из-за снега. Однажды случилось небольшое землетрясение. Как-то раз прорвало трубу водопровода, который тянет воду с ледника, — и целый день все ходили с красивыми кувшинами к источнику, как в старину.
Да, конечно, мне придётся когда-нибудь вернуться из этой счастливой Аркадии. И честно говоря, я не представляю, как этот шаг сделать. Сюда приехать оказалось просто. А вот обратно как?
Граф, офицер и рубака, он стал голосом горцев. Потому ли, что они ему нравились? Или потому, что ему не нравилась власть? Нет уже ни царя, ни большевиков, а череп Хаджимурада, героя Кавказской войны, так и лежит в Кунсткамере.
